Сообщений в теме: 224

[северный странник]

Перечитался книжэг??

Всё правильно Хрю написал, а то хрень какую то писать стали, из серии все немцы фашисты, в натуре бред, тема то про Эдельвейс и Приэльбрусье, мощные альпинисты там были и если бы не два шизофреника Гитлер и Сталин, то всё могло быть по другому!

[sergB5]

и превращать день поминовения (каким по сути стал день победы) в какие-то там поиски внутренних врагов ...
они победили...
вечная память...
а уж молодым подсовывать тухлятину?

товарищи...
граждане...
поясняйте пожайлуста свою мысль...
какие враги...?
какая тухлятина...?
а то...
в каждой строчке....
только точки...
догадайся мол сама...

..............
а терь серьезно. Никакой это не день поминовения, а именно пляски на костях. Как разоткровенничался один из подкремлевских деятелей культурки - "это национальная идея". И это правда. Единственный краеугольный камень нынешней рашкинской идеологии - это "победа" в ВОВ. На ней все зациклено и сведено. Ей нынешняя власть объясняет свою легитимность. "Наши деды воевали"... и все тут. И поэтому, страстно оберегают миф "о победе". И комисии по противоборству пересмотру истории, и ответственность за отрицание, и все такое..Болезность этого явления всем даже немного соображающим видна невооруженным взглядом.
А вот то, чем официально кормят из зомбоящика и есть тухлятина. "Спасли мир от коричневой чумы", "победили фашизм", "весь советский народ в едином порыве"...И прочий бред.

[Skipper]

sergB5, ты глуп

[sergB5]

sergB5, ты глуп

исчерпывающе

[Коляда]

Всё правильно Хрю написал, а то хрень какую то писать стали, из серии все немцы фашисты, в натуре бред, тема то про Эдельвейс и Приэльбрусье, мощные альпинисты там были и если бы не два шизофреника Гитлер и Сталин, то всё могло быть по другому!

Ничё не правильно.., разные люди немцы те-же, были кто подкармливал детвору, а были кто по ней шмалял с пекаля...
у каждого своя точка зрения...
обоснуй по своему, зачем обзываться...

[северный странник]

Ничё не правильно.., разные люди немцы те-же, были кто подкармливал детвору, а были кто по ней шмалял с пекаля...
у каждого своя точка зрения...
обоснуй по своему, зачем обзываться...

Разные немцы были и наши разные, я ещё раз напоминаю, что тема была про Эдельвейс, меня они интересуют как альпинисты, это уже история, которую стоит знать и помнить, а вот ненавидеть всех подряд, лишнее

Сообщение отредактировал северный странник: 25 April 2010 - 13:43

[Igorello]

как же основательно промыт моск...

в отличие от некоторых, он у меня есть.

СержБ5, сколько тебе лет? У тебя из родных кто-нибудь погиб на той войне? У тебя из родных кто-нибудь воевал? У тебя из родных был кто-нибудь на оккупированных территориях? У тебя у родных кого-нибудь расстреливали, предварительно убив скотину и птицу и спалив хату?
Твоим родным приходилось готовить еду из только что убитой скотины на углях пепелища собственного дома? Нет?

[Коляда]

Разные немцы были и наши разные, я ещё раз напоминаю, что тема была про Эдельвейс, меня они интересуют как альпинисты, это уже история, которую стоит знать и помнить, а вот ненавидеть всех подряд, лишнее

Тема -- про -- боевые действия на Кавказе...
А "Эдельвейс - после Кавказа -- мочил Балканских партизан...
Однако, вот к слову -- рассказ моего земляка.

"Эдельвейс"

"Эта страница ни в коей мере не является апологией фашизма и попыткой протащить его в Интернет!
"Эдельвейс".Чужие воспоминания

Написана эта вещь под влиянием песни Владимира Высоцкого из к/ф «Вертикаль», воспоминаний моего отца Ю.Н. Якубицкого и по материалам, взятым из Интернета.
По телеку шел фильм С.Говорухина «Вертикаль». Знакомый с детства хриплый голос пел:

Мерцал закат, как блеск клинка,
Свою добычу смерть искала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалам.

Сейчас будут слова о стрелках из горной дивизии «Эдельвейс», гордости Вермахта. Да, отец ведь недавно вспоминал интересную историю об этих молодых ребятах, которым не нужна была война.
................................................................................
....................
Коля родился в Ростове, когда началась война, ему было 11 лет. Отец ушел на фронт, Ростов был захвачен немцами в первый раз в ноябре 1941 года, а перед оккупацией города Коля с матерью уехал к родственникам в станицу Удобная. Немцы появились в Удобной в августе 1942 года. Были это в основном молодые ребята, ехали на велосипедах (откуда столько велосипедов взяли?!). В хату, где жили у родственников Коля с матерью, распределили парня лет 18, звали его Макс. Когда ложились спать, то постелили всем на полу, а немцу оставили единственную в доме кровать. Он сказал на ломаном русском, пытаясь отказаться от привилегии удобной постели, перемешивая русскую и немецкую речь:
- Кровать – Сталин, Гитлер. Макс - nach Hause.
К нему приходили друзья: Отто и Пауль. Они долго разговаривали о чем-то по-своему. Никогда никто из троих не позволил грубости по отношению к русским. Скоро «Эдельвейс» ( а ребята были именно из этой дивизии) отправился в горы, получить господство на Кавказе.

А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобой.
Он падал вниз, но был спасен,
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.

Вот сведения о событиях Великой Отечественной, взятые с сайта http://harald-nessa....edelweiss.htm.:
«По немецким источникам, батальон «эдельвейсов» состоял из пяти рот, каждая включала в себя до 900 человек, имела на вооружении десять станковых, 36 ручных пулеметов, девять 50-мм и шесть 81-мм минометов, две 75-мм горных пушки. Командиры и солдаты в совершенстве владели альпинистскими и горнолыжными навыками, умели водить различные виды транспорта. В августе 1942 года 49-й горнострелковый корпус генерала Конрада из района Невинномысской и Черкесска двинулся к перевалам Главного Кавказского хребта.
Предоставим слово генаралу Конраду: "1б августа, поднимаясь на Клухорский перевал, на развилке горных дорог я встретил командира дивизии "Эдельвейс", возвращающегося с рекогносцировки занятого противником перевала. "Обход перевала с запада почти завершен. Завтра мы его возьмем", – доложил генерал-лейтенант Ланц. Он был уверен в успехе. Накануне, 15 августа, фон Хиршфельду удалось ввести противника в заблуждение. Дважды переходили его солдаты бурный, сковывающий движение, доходящий до пояса поток ледниковых вод на большом высокогорье. Им удалось обойти отсечные позиции врага. Теперь фон Хиршфельд стоял лицом к лицу с главными силами противника, владеющего седловиной перевала. Обходной отряд фон Хиршфельда силой до двух рот с тяжелыми пулеметами и минометами после многочасового восхождения, подвергаясь ежеминутной опасности, овладел господствующим над местностью круглым гребнем перевала. Отсюда можно было вести постоянное наблюдение за занятым противником перевалом. Вскоре положение защитников перевала ухудшилось. Опасаясь быть полностью отрезанными от своих и уничтоженными, с наступлением темноты они попытались отойти. В этих условиях фон Хиршфельд провел еще одну атаку, на этот раз с фронта, и в ночном бою овладел перевалом".
21 августа 1942 года гауптман (капитан) Грот с группой лучших альпинистов 1-й и 4-й горно-стрелковых дивизий поднялся на обе вершины Эльбруса (западная – 5642 метра, восточная – 5621 метр) и установил там флаги фашистской Германии... Восхождение Грота на Эльбрус геббельсовская пропаганда преподнесла чуть ли не как полное покорение Кавказа. Немецкие газеты писали: «На высшей точке Европы, вершине Эльбрус, развевается германский флаг, скоро он появится и на Казбеке...». Всех участников, поднявшихся на вершину, которую намеревались назвать именем фюрера, наградили железными крестами и специальными жетонами с контурами горы и надписью «Пик Гитлера».
Выбить "эдельвейсов" с Кавказа Красная Армия так и не смогла, они ушли оттуда сами в 1943 году, потому что захват советскими частями Нальчика создал угрозу окружения и сделали бессмысленным удержание кавказских вершин и перевалов в условиях общего отступления немецкой армии.
Мы хотим уточнить, что горнострелковые войска Вермахта, не являлись частями СС (в СС были собственные горно-стрелковые части), потому что формировались не по партийному принципу принадлежности к НСДАП, а по территориально-спортивному. В этот элитный спецназ принимали только уроженцев горных районов Баварии и Тироля, а также спортсменов-альпинистов. В принципе, эдельвейс был эмблемой всех горных стрелков, но под неофициальным названием "Эдельвейс" больше известна первая дивизия альпийских стрелков.»

Ты снова здесь, ты собран весь.
Ты ждешь заветного сигнала.
А парень тот - он тоже здесь,
Среди стрелков из "Эдельвейс".
Их надо сбросить с перевала.

То есть, получается «из песни слова не выкинешь», но «Эдельвейсы» ушли с Кавказа сами.
А что же стало с Максом, Отто, Паулем? Когда «Эдельвейс» вновь проходил через Удобную, Коля увидел Отто. Мальчик спросил:
- А где Макс?
Отто сделал вид, что стреляет из автомата:
- Ту-ту-ту-ту-ту!
- Убили?
Отто кивнул.
- А Пауль?
Отто кивнул еще раз. Вид у него был неважнецкий, а было всего лишь начало 43-го года.
Прошли годы. Теперь ясно, что многие из воевавших немцев вовсе не были фашистами. Просто они родились в такое время, что не могли не воевать за своих. Коля теперь уже дед, Николай Михайлович. Но иногда почему-то вспоминает войну, станицу Удобную и нетипичного «фашиста» Макса.
За годы войны Ростов-на-Дону был оккупирован гитлеровцами дважды. В ноябре 1941 года (21-29 ноября) и в июле 1942 года (24 июля). В Ростове было разрушено 11.733 дома, убито 40 тысяч и угнано в Германию 53 тысячи человек. Город был отнесён к числу 15 городов страны, наиболее пострадавших от оккупации. Вторая оккупация Ростова продолжалась 7 месяцев. Ростов-на-Дону был освобожден 14 февраля 194Згода." (с)

[sergB5]

У тебя из родных кто-нибудь воевал? У тебя из родных был кто-нибудь на оккупированных территориях? У тебя у родных кого-нибудь расстреливали,

да,да,нет
Я,в общем вот что хотел сказать..Мой дед воевал не против "коричневой чумы","фашизма","спасения мира" и пр. А за то,чтоб его земля досталась его потомкам,чтобы они были на ней хозяевами. Он выбрал сторону большевиков.Напомню,что 1.5 млн сограждан выбрало сторону гитлера. Кто был прав,сказать сложно.Глядя на сегодняшний день,я сомневаюсь в правоте деда.
Сегодня, трагедия русского народа превращена в свистопляску, и с каждым годом отжиг становится все круче. Это отвратительно.
Насчет "враги сожгли родную хату" - да, это война,население страдает. Правда везде по разному. Была же локотьская республика, например. Да и донские казаки обижены не были. В общем, еслм разбираться с оккупацией и пленом, много интересного можно найти. Поэтому тема всегда была табуирована. Помнишь,кстати, в совковых анкетах был пункт "были ли вы\родственники на окупированных территориях\ плену. Меня по молодости это очень удивляло,так же как зачем тысячи освобожденных из немецкого плена незамедлительно отправили в совецкий плен..
А хаты жгли и большевики. Приказ о выжженной земле читал? Зои космодемьянские активно жгли деревни собственных соотечественников перед наступающим вермахтом, да и чекисты в немецкой форме старались. Так что не все так просто..

[Igorello]

Мой дед воевал не против "коричневой чумы","фашизма","спасения мира" и пр. А за то,чтоб его земля досталась его потомкам,чтобы они были на ней хозяевами. Он выбрал сторону большевиков.Напомню,что 1.5 млн сограждан выбрало сторону гитлера. Кто был прав,сказать сложно. Глядя на сегодняшний день,я сомневаюсь в правоте деда.
...в совковых анкетах был пункт "были ли вы\родственники на окупированных территориях\ плену ...
А хаты жгли и большевики. Приказ о выжженной земле читал? Зои космодемьянские активно жгли деревни собственных соотечественников перед наступающим вермахтом, да и чекисты в немецкой форме старались. Так что не все так просто..

зря сомневаешься. история, конечно, не терпит сослагательного наклонения, но твоя нынешняя жизнь была бы под большим вопросом, один из примеров тому - уничтожение белорусского народа. ты мог бы и не родиться... мне вот повезло, моих недострелили...
анкет писал много, проверки прошел ооочень серьезные, так уж получилось, но вопроса про оккупированные территории что-то не припомню...
а вот пример чекистов в немецкой форме как раз и показывает "промытость" (замусоренность?) мозгов, догадайся, чьих...
а с тем, что не все так просто, никто и не спорит. только так уж получилось, что это все же была коричневая чума, и победили ее именно наши люди. какой только ценой...

[sergB5]

один из примеров тому - уничтожение белорусского народа.

но вопроса про оккупированные территории что-то не припомню...

а вот пример чекистов в немецкой форме как раз и показывает "промытость" (замусоренность?) мозгов, догадайся, чьих...

все же была коричневая чума, и победили ее именно наши люди. какой только ценой...

а кто же сейчас живет в белорусии, если народ был уничтожен? вообще,зверства немцев в белоруссии можно объяснить,если учитывать мощное партизанское движение. у ковпака вообще была чуть ли не целая армия. Напомню, что товарищ тухачевский при схожих обстоятельствах при подавлении тамбовских восстаний крестьян "антоновцев" морил несчастных боевым газом, а их родных расстреливал и пытал.

Я несколько раз встречал такие анкеты, уж поверь.И вообще,в свое время подробно изучал "работу органов" с населением после оккупации и плена. После обработки совковой пропагандой было сложно понять,как миллионные армии сдавлись без боя, и как мнолгие встречали вермахт цветами и караваями.

Чекисты и космодемьянские не жгли деревни, "выжженной земли" не было?

Да какая чума...С этой "чумой" кремлины взасос целовались вплоть до июня 41-го...

[Skipper]

Мой дед воевал не против "коричневой чумы","фашизма","спасения мира" и пр. А за то,чтоб его земля досталась его потомкам,чтобы они были на ней хозяевами

А мой отец воевал не "за то, чтобы". Он воевал против врага, который напал на его Родину. Вернулся оттуда инвалидом, но до самой смерти работал. На меня, на двоих моих старших сестер, да и на тебя, кстати.

Помнишь,кстати, в совковых анкетах был пункт "были ли вы\родственники на окупированных территориях\ плену

Да, был такой пункт. А что, в самом деле не понятно, зачем?

Так что не все так просто..

Нет, всё очень просто. Это у тебя в голове все перепуталось и поэтому стало сложно.
Когда бьют - ты либо отбиваешься, либо поднимаешь лапки. Если поднимаешь - бить, может, и перестанут, а если будешь отбиваться - еще добавят. Но если будешь отбиваться всерьез - отобьешься. А уж если наши успеют прибежать - вот тогда мы им точно накидаем.
Правда, через пару лет найдется, конечно, придурок, который будет рассказывать, что надо было не отбиваться, а целовать в жопу, и все было бы хорошо.

[sergB5]

Он воевал против врага, который напал на его Родину.

Да, был такой пункт. А что, в самом деле не понятно, зачем?

Когда бьют - ты либо отбиваешься, либо поднимаешь лапки.

Я про это и говорю. Только 1.5 млн (половина армии на июнь 41-го) врага видели в другоми направлении

Абсолю.тно понятно

Били с 2-х сторон. Джугашвили уничтожил больше русских, чем гитлер..и, стуча зубами об стакан в своей речи 3 июля, он прекрасно понимал что к чему. Послушаем самого кремлевского горца, уже после войны
«Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства, и пошел на жертвы».

[Коляда]

Серик, брато, ты Анархис-Ты..?
Кем ты работаешь???

Сообщение отредактировал Коляда: 25 April 2010 - 21:07

[Skipper]

Серж, пошел бы ты, что ли, похмелился?
Или, знаешь, пойди 9 мая на Пушкинскую и расскажи всё это дедам в орденах. Они тебе ноги переломают. И правильно сделают.

[Коляда]

✫СЫН АРТИЛЛЕРИСТА✫

Был у майора Деева
Товарищ — майор Петров,
Дружили еще с гражданской,
Еще с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.

А у майора Петрова
Был Ленька, любимый сын,
Без матери, при казарме,
Рос мальчишка один.
И если Петров в отъезде,—
Бывало, вместо отца
Друг его оставался
Для этого сорванца.

Вызовет Деев Леньку:
— А ну, поедем гулять:
Сыну артиллериста
Пора к коню привыкать!—
С Ленькой вдвоем поедет
В рысь, а потом в карьер.
Бывало, Ленька спасует,
Взять не сможет барьер,
Свалится и захнычет.
— Понятно, еще малец!—

Деев его поднимет,
Словно второй отец.
Подсадит снова на лошадь:
— Учись, брат, барьеры брать!
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.

Прошло еще два-три года,
И в стороны унесло
Деева и Петрова
Военное ремесло.
Уехал Деев на Север
И даже адрес забыл.
Увидеться — это б здорово!
А писем он не любил.
Но оттого, должно быть,
Что сам уж детей не ждал,
О Леньке с какой-то грустью
Часто он вспоминал.

Десять лет пролетело.
Кончилась тишина,
Громом загрохотала
Над родиною война.
Деев дрался на Севере;
В полярной глуши своей
Иногда по газетам
Искал имена друзей.
Однажды нашел Петрова:
«Значит, жив и здоров!»
В газете его хвалили,
На Юге дрался Петров.
Потом, приехавши с Юга,
Кто-то сказал ему,
Что Петров, Николай Егорыч,
Геройски погиб в Крыму.
Деев вынул газету,
Спросил: «Какого числа?»—
И с грустью понял, что почта
Сюда слишком долго шла...

А вскоре в один из пасмурных
Северных вечеров
К Дееву в полк назначен
Был лейтенант Петров.
Деев сидел над картой
При двух чадящих свечах.
Вошел высокий военный,
Косая сажень в плечах.
В первые две минуты
Майор его не узнал.
Лишь басок лейтенанта
О чем-то напоминал.
— А ну, повернитесь к свету,—
И свечку к нему поднес.
Все те же детские губы,
Тот же курносый нос.
А что усы — так ведь это
Сбрить!— и весь разговор.
— Ленька?— Так точно, Ленька,
Он самый, товарищ майор!

— Значит, окончил школу,
Будем вместе служить.
Жаль, до такого счастья
Отцу не пришлось дожить.—
У Леньки в глазах блеснула
Непрошеная слеза.
Он, скрипнув зубами, молча
Отер рукавом глаза.
И снова пришлось майору,
Как в детстве, ему сказать:
— Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.

А через две недели
Шел в скалах тяжелый бой,
Чтоб выручить всех, обязан
Кто-то рискнуть собой.
Майор к себе вызвал Леньку,
Взглянул на него в упор.
— По вашему приказанью
Явился, товарищ майор.
— Ну что ж, хорошо, что явился.
Оставь документы мне.
Пойдешь один, без радиста,
Рация на спине.
И через фронт, по скалам,
Ночью в немецкий тыл
Пройдешь по такой тропинке,
Где никто не ходил.
Будешь оттуда по радио
Вести огонь батарей.
Ясно?— Так точно, ясно.
— Ну, так иди скорей.
Нет, погоди немножко.—
Майор на секунду встал,
Как в детстве, двумя руками
Леньку к себе прижал:—
Идешь на такое дело,
Что трудно прийти назад.
Как командир, тебя я
Туда посылать не рад.
Но как отец... Ответь мне:
Отец я тебе иль нет?
— Отец,— сказал ему Ленька
И обнял его в ответ.

— Так вот, как отец, раз вышло
На жизнь и смерть воевать,
Отцовский мой долг и право
Сыном своим рисковать,
Раньше других я должен
Сына вперед посылать.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.
— Понял меня?— Все понял.
Разрешите идти?— Иди!—
Майор остался в землянке,
Снаряды рвались впереди.
Где-то гремело и ухало.
Майор следил по часам.
В сто раз ему было б легче,
Если бы шел он сам.
Двенадцать... Сейчас, наверно,
Прошел он через посты.
Час... Сейчас он добрался
К подножию высоты.
Два... Он теперь, должно быть,
Ползет на самый хребет.
Три... Поскорей бы, чтобы
Его не застал рассвет.
Деев вышел на воздух —
Как ярко светит луна,
Не могла подождать до завтра,
Проклята будь она!

Всю ночь, шагая как маятник,
Глаз майор не смыкал,
Пока по радио утром
Донесся первый сигнал:
— Все в порядке, добрался.
Немцы левей меня,
Координаты три, десять,
Скорей давайте огня!—
Орудия зарядили,
Майор рассчитал все сам,
И с ревом первые залпы
Ударили по горам.
И снова сигнал по радио:
— Немцы правей меня,
Координаты пять, десять,
Скорее еще огня!

Летели земля и скалы,
Столбом поднимался дым,
Казалось, теперь оттуда
Никто не уйдет живым.
Третий сигнал по радио:
— Немцы вокруг меня,
Бейте четыре, десять,
Не жалейте огня!

Майор побледнел, услышав:
Четыре, десять — как раз
То место, где его Ленька
Должен сидеть сейчас.
Но, не подавши виду,
Забыв, что он был отцом,
Майор продолжал командовать
Со спокойным лицом:
«Огонь!»— летели снаряды.
«Огонь!»— заряжай скорей!
По квадрату четыре, десять
Било шесть батарей.
Радио час молчало,
Потом донесся сигнал:
— Молчал: оглушило взрывом.
Бейте, как я сказал.
Я верю, свои снаряды
Не могут тронуть меня.
Немцы бегут, нажмите,
Дайте море огня!

И на командном пункте,
Приняв последний сигнал,
Майор в оглохшее радио,
Не выдержав, закричал:
— Ты слышишь меня, я верю:
Смертью таких не взять.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Никто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
У майора была.

В атаку пошла пехота —
К полудню была чиста
От убегавших немцев
Скалистая высота.
Всюду валялись трупы,
Раненый, но живой
Был найден в ущелье Ленька
С обвязанной головой.
Когда размотали повязку,
Что наспех он завязал,
Майор поглядел на Леньку
И вдруг его не узнал:
Был он как будто прежний,
Спокойный и молодой,
Все те же глаза мальчишки,
Но только... совсем седой.

Он обнял майора, прежде
Чем в госпиталь уезжать:
— Держись, отец: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла!—
Такая уж поговорка
Теперь у Леньки была...

Вот какая история
Про славные эти дела
На полуострове Среднем
Рассказана мне была.
А вверху, над горами,
Все так же плыла луна,
Близко грохали взрывы,
Продолжалась война.
Трещал телефон, и, волнуясь,
Командир по землянке ходил,
И кто-то так же, как Ленька,
Шел к немцам сегодня в тыл. (с)

✫1941✫✫

К. Симонов

[swissmaker]

Сыну артиллериста
Пора к коню привыкать!

Сыну кавалериста- мож?

[Коляда]

Сыну кавалериста- мож?

Скорее всего ...
Ну тут наверное смысл в том, что артиллерия на подводах доставлялась, раньше.., да и в Великую Отечественную тож...
Ну вот хоть убей не пойму - про --

Апокалипсис сегодня -- Воздушная кавалерия -- вертолёты -- пошли.., - Я работаю с Вагнером -- от этой музыки - чертям в Аду становится тошно...

Сообщение отредактировал Коляда: 27 April 2010 - 21:09

[GEORG-FC]

Зацепило...

Посему даю не ссылку, а текст полностью http://www.novayagaz...010/045/00.html :

«Моя исповедь...»
Подробный дневник блокадницы Ангелины Ефремовны Крупновой-Шамовой найден в Санкт-Петербурге на городской свалке. Обнаружившие его пенсионеры передали уникальный документ в редакцию «Новой». Рукопись публикуется впервые
Рукопись нашли два петербуржца, которым за восемьдесят, — Лев Михайлович Михрютин и Александр Петрович Шишлов. Нашли на помойке неподалеку от дома № 56 по улице Савушкина. В тетради в клетку — блокадная история Ангелины Ефремовны Крупновой-Шамовой.
В настоящее время редакция «Новой» не располагает подробными сведениями об Ангелине Ефремовне. Но нашим коллегам в Петербурге по городским адресным базам удалось выяснить, что она была прописана на 21-й линии Васильевского острова (кстати, это совпадает с местом действия некоторых событий, описанных в рукописи). Годы рождения Ангелины Ефремовны в справочных данных разные: по одним — это 1911-й, по другим — 1912-й. Журналисты «Новой» в Санкт-Петербурге также нашли номер телефона в квартире, где была прописана Крупнова-Шамова, но телефон пока молчит.
«Новая» просит откликнуться родственников или знакомых Ангелины Ефремовны.

Кровь и смерть

Умерла 26/IV 1942 г. наша дочь Милетта Константиновна, рожденная 11/VIII 1933 г. — 8 лет 8 месяцев и 15 дней от роду.

Федор жил с 7/IV 1942 по 26/VI 1942 года — 80 дней…

26/IV дочь умерла в час ночи, а в 6 утра кормить Федора грудью — ни одной капли молока. Детский врач сказала: «Я рада, а то мать (то есть я бы) умерла и оставила бы трех сыновей. Не жалей дочь, она недоносок — умерла бы в восемнадцать — обязательно».

Ну а раз молока нет, я 3/V 1942 года сдала в Институт переливания крови на 3-й Советской улице, не помню, сколько гр., так как я донор с 26 июня 1941 года. Будучи беременной Федей, сдала крови: 26/VI — 300 гр., 31/VII — 250 гр., 3/IX — 150 гр., 7/XI — 150 гр. крови. Больше уже нельзя. 11/XII — 120 гр. = 970 гр. крови.

12/I 1942 г. — уже давно ходили пешком, я шла по льду наискосок от университета к Адмиралтейству по Неве. Утро было солнечное, морозное — стояли вмерзшие в лед баржа и катер. Шла с 18-й линии В.О. сначала по Большому пр. до 1-й линии и до Невы мимо Меньшикова дворца и всех коллегий университета. Потом от Невы по всему Невскому пр., Староневскому до 3-й Советской…

А как разделась, врач — молодой мужчина — ткнул рукой в грудь: «Что это?» А я ответила: «Буду в четвертый раз матерью». Он схватился за голову и выбежал. Вошли сразу три врача — оказывается, беременным нельзя сдавать кровь — карточку донора зачеркнули. Меня не покормили, выгнали, а я должна была получить справку на февраль 1942 года, на рабочую карточку и паек (2 батона, 900 гр. мяса, 2 кг крупы), если бы у меня взяли кровь…

Шла обратно медленно-медленно, а дома ждали трое детей: Милетта, Кронид и Костя. А мужа взяли в саперы… Получу за февраль иждивенческую карточку, а это — 120 гр. хлеба в день. Смерть…

Когда на лед взошла, увидела справа под мостом гору замерзших людей — кто лежал, кто сидел, а мальчик лет десяти, как живой, припал головкой к одному из мертвецов. И мне так хотелось пойти лечь с ними. Даже свернула было с тропы, но вспомнила: дома трое лежат на одной полутораспальной кровати, а я раскисла — и пошла домой.

В квартире четыре комнаты: наша — 9 метров, крайняя, бывшая конюшня хозяина четырех домов (19, 19А, 19Б, 19В). Воды нет, трубы лопнули, а все равно люди льют в туалеты, жижа льет по стене и застывает от мороза. А стекол нет в окнах, еще осенью все они выбиты от взрыва бомбы.

Пришла домой повеселевшая, а дети рады, что пришла. Но видят, что пустая, и ни слова, молчат, что голодные. А дома лежит кусочек хлеба. На три раза. Взрослому, то есть мне — 250 гр., и три детских кусочка — по 125 гр. Никто не взял…

Затопила печку, поставила 7-литровую кастрюлю, вода закипела, бросила туда сухую траву черничника и земляничника. Разрезала по тоненькому кусочку хлеба, намазала очень много горчицы и очень крепко посолила. Сели, съели, очень много выпили чаю и легли спать. А в 6 часов утра надеваю брюки, шапку, пиджак, пальто, иду очередь занимать. В 8 только откроется магазин, а очередь длинная и шириной в 2—3 человека — стоишь и ждешь, а самолет врага летит медленно и низко над Большим пр. В.О. и льет из пушек, народ разбегается, а потом снова в свою очередь встает без паники — жутко…

А за водой на санки ставишь два ведра и ковшик, едешь на Неву по Большому проспекту, 20-й линии к Горному институту. Там спуск к воде, прорубь, и черпаешь в ведра воду. А вверх поднять сани с водой помогаем друг другу. Бывает, половину пути пройдешь и разольешь воду, сама вымокнешь и снова идешь, мокрая, за водой…

Пуповина

В квартире пусто, кроме нас никого, все ушли на фронт. И так день за днем. От мужа — ничего. И вот наступила роковая ночь 7/IV 1942 г. Час ночи, схватки. Пока одела троих детей, белье собрала в чемодан, двоих сыновей привязала к санкам, чтобы не упали, отвезла их во двор к помойке, а дочь и чемодан оставила в подворотне. И родила… в брюки…

Забыла, что у меня дети на улице. Шла медленно, держась за стену своего дома, тихо-тихо, боялась задавить малютку…

А в квартире — темно, а в коридоре — вода с потолка капает. А коридор — 3 метра шириной и 12 — в длину. Иду тихо-тихо. Пришла, скорей расстегнула штаны, хотела положить малыша на оттоманку и от боли потеряла сознание…

Темно, холодно, и вдруг открывается дверь — входит мужчина. Оказалось, он шел через двор, увидел двоих детей, привязанных к санкам, спросил: «Куда едете?» А пятилетний мой Костя и говорит: «Мы едем в родильный дом!»

«Эх, дети, наверно, вас мама на смерть привезла», — предположил мужчина. А Костя и говорит: «Нет». Мужчина молча взялся за санки: «Куда везти?» А Костюха командует. Смотрит человек, а тут еще одни санки, еще ребенок…

Так и довез детей до дому, а дома зажег огарок в блюдечке, лак-фитиль — коптит ужасно. Сломал стул, разжег печурку, поставил кастрюлю с водой — 12 литров, побежал в родильный… А я встала, дотянулась до ножниц, а ножницы черные от копоти. Фитилек обрезала и разрезала такими ножницами пуповину напополам… Говорю: «Ну, Федька, половина тебе, а другая — мне…» Пуповину ему я обвязала черной ниткой 40-го номера, а свою — нет…

Я же, хоть и четвертого родила, но ничегошеньки не знала. А тут Костя достал из-под кровати книгу «Мать и дитя» (я всегда читала в конце книги, как избежать нежелательной беременности, а тут прочла первую страницу — «Роды»). Встала, вода нагрелась. Перевязала Федору пуповину, отрезала лишний кусок, смазала йодом, а в глаза нечем пускать. Едва дождалась утра. А утром пришла старушка: «Ой, да ты и за хлебом не ходила, давай карточки, я сбегаю». Талоны были отрезаны на декаду: с 1 по 10-е число, ну а там оставалось 8, 9 и 10-е — 250 гр. и три по 125 гр. на три дня. Так этот хлеб нам и не принесла старушка… Но 9/IV я ее увидела мертвую во дворе — так что не за что осуждать, она была хорошим человеком…

Сестра пришла из родильного и кричит: «Где вы, у меня грипп!» А я кричу: «Закройте дверь с той стороны, а то холодно!» Она ушла, а Костя пятилетний встал и говорит: «А каша-то сварилась!» Я встала, печку затопила, да каша застыла, как кисель.

Вот съели мы эту кашу без хлеба и выпили 7-литровую кастрюлю чаю, я одела Феденьку, завернула в одеяло и пошла в роддом имени Ведемана на 14-ю линию. Принесла, мамочек — ни души. Говорю: «Обработайте пупок сыну». Доктор в ответ: «Ложитесь в больницу, тогда обработаем!» Я говорю: «У меня трое детей, они остались в квартире одни». Она настаивает: «Все равно ложитесь!» Я на нее заорала, а она позвонила главврачу. А главврач заорал на нее: «Обработайте ребенка и дайте справку в загс на метрики и на детскую карточку».

Она развернула ребенка и заулыбалась. Пуповину, перевязанную мной, похвалила: «Молодец, мама!» Отметила вес малыша — 2,5 кг. В глазки пустила капли и все справки дала. И пошла я в загс — на 16-й линии он располагался, в подвале исполкома. Очередь огромная, люди стоят за документами на мертвых. А я иду с сыном, народ расступается. Вдруг слышу, кто-то кричит: «Нахлебника несешь!» А другие: «Победу несет!»

Выписали метрики и справку на карточку детскую, поздравили, и пошла я к председателю исполкома. По лестнице широкой поднялась и увидела старичка, сидящего за столом, перед ним — телефон. Спрашивает, куда и зачем иду. Отвечаю, что родила сына в час ночи, а дома еще трое детей, в коридоре — вода по щиколотку, а в комнате — две стены лицевые, и к ним прилипли подушки наполовину мокрые, а со стен жижа ползет…

Он спросил: «В чем нуждаетесь?» Я ответила: «Дочь восьми лет, сидя ночью под аркой на санках, продрогла, ей бы в больницу».

Он нажал какую-то кнопку, вышли три девушки в военной форме, как по команде, подбежали ко мне, одна взяла ребенка, а две — меня под руки и проводили домой. Я расплакалась, устала вдруг, едва-едва дошла до дому…

В тот же день нас переселили в другую квартиру на нашей же лестнице — четвертый этаж. Печка исправная, в окно вставлены два стекла из нашего книжного шкафа, а на печке — 12-литровая кастрюля стоит с горячей водой. Врач женской консультации, пришедшая тоже на помощь, принялась мыть моих детей, первой — Милетту — голая голова, ни одного волоса… Так же и у сыновей — тощие, страшно смотреть…

Ночью — стук в дверь. Я открываю, стоит в дверях моя родная сестра Валя — она пешком шла с Финляндского вокзала. За плечами — мешок. Раскрыли, боже: хлеб чисто ржаной, солдатский, булка — кирпичик пышный, немного сахара, крупа, капуста кислая…

Радио работало сутки. Во время обстрела — сигнал, в убежище. Но мы не уходили, хотя наш район несколько раз в день из дальнобойных орудий обстреливали. Но и самолеты бомб не жалели, кругом заводы…

26/IV 1942 г. — Милетта умерла в час ночи, а в шесть утра радио известило: норму на хлеб прибавили. Рабочим — 400 гр., детям — 250 гр… Целый день в очередях провела. Принесла хлеб и водку…

Милетту одела в черный шелковый костюм… Лежит на столе в маленькой комнате, прихожу домой, а два сына, семи лет Кронид и пяти лет Костя, валяются пьяные на полу — половина маленькой выпита… Я испугалась, побежала на второй этаж к дворнику — ее дочь окончила мединститут. Она пришла со мной и, увидев детей, засмеялась: «Пусть спят, лучше их не тревожь»…

Глаза заросли мхом

6/V 1942 г. утром ушла за хлебом. Прихожу, а Кронида не узнать — опух, стал очень толстым, на куклу Ваньку-встаньку похож. Я его завернула в одеяло и потащила на 21-ю линию в консультацию, а там — закрыто. Тогда понесла его на 15-ю линию, где тоже дверь на замке. Принесла обратно домой. Побежала к дворничихе, позвала доктора. Врач пришла, посмотрела и сказала, что это третья степень дистрофии…

Стук в дверь. Открываю: два санитара из больницы имени Крупской — по поводу дочки. Я перед их носом дверь закрыла, а они снова стучат. И тут я опомнилась, дочки-то нет, а Кроня, Кронечка-то живой. Я дверь открыла, объяснила, что сына надо в больницу. Закутала его в одеяло и пошла с ними, прихватив метрики и детскую карточку.

В приемном покое врач мне говорит: «У вас же — дочь». Отвечаю: «Дочь умерла, а вот сын болен…» Сына взяли в больницу…

Слез нет, но на душе пусто, жутко. Костюха притих, меня целует и за Федей ухаживает, а Федя лежит в ванне детской, оцинкованной…

9/V 1942 г. Мой муж пришел пешком с Финляндского вокзала на сутки. Сходили за тележкой и справкой для похорон на Смоленском кладбище. Кроме моей малышки — два неопознанных трупа… Одну из умерших дворники волокли за ноги, и голова ее стучала по ступенькам…

На кладбище нельзя было плакать. Милетту отнесла и положила аккуратно на «поленницу» из умерших незнакомая женщина… 15 дней пролежала Милетта дома, глаза мхом заросли — пришлось личико закрыть шелковой тряпочкой…

Легкая земля

По радио говорят: «Каждый ленинградец должен иметь огород». Все скверы превращены в огороды. Семена моркови, свеклы, лука дают бесплатно. У нас на Большом проспекте посажены лук и щавель. Еще радиообъявление: можно получить пропуск в Бергардовку, во Всеволожск, а у меня там Валя в госпитале работает. Я в 16-е отделение милиции, к начальнику. Он мне пропуск выписывает, а я его прошу на время отъезда няньку. И он вызывает женщину — Рейн Альму Петровну и спрашивает ее: «Пойдешь в няньки к ней? — на меня указывая. — У нее три сына: один семи, второй — пяти лет, а третий и вовсе новорожденный…»

Она пошла ко мне домой. А я пешком на Финляндский вокзал. Поезд шел ночью, обстрелы. Приехала я во Всеволожск в пять утра: солнце, листья на деревьях распускаются. Валин госпиталь — бывший пионерлагерь.

Сижу на берегу речки, птицы поют, тишина… Как в мирное время. Вышел из дома какой-то дедушка с лопатой. Спрашивает: «Что здесь сидите?» Объясняю: «Вот, приехала огород копать, а лопату в руках не умею держать». Он мне дает лопату, показывает, как копать, а сам садится и смотрит, как я работаю.

У него земля легкая, ухоженная. Большой участок перекопала, а тут и моя Валя пришла: несет хлеб и пол-литра черной смородины…

Я села, понемногу щиплю хлеб, ем ягоды, запиваю водой. Подошел ко мне дед и говорит: «Пиши заявление — даю тебе две комнаты и комнатушку на чердаке…»

Так я своих недалеко, но из города вывезла. Феденьку взяли в круглосуточные ясли, а за Костюхой смотрел дед…

6/VI поехала в Ленинград за Кронидом. Выписали его из больницы с диагнозами: дистрофия III степени, паратиф, остеомиелит. Ни одного волоса на голове, но вшей белых, крупных 40 штук убили. Целый день сидели на вокзале. Познакомилась с женщинами, которые объяснили: это трупная вошь, к человеку здоровому не бежит…

В пять утра вышли из поезда. Сын тяжелый, несу на руках, голову не может держать. Когда добрались до дома, Валя на него посмотрела и заплакала: «Умрет…» Пришла врач Ирина Александровна, укол сделала и молча ушла.

Кроня открыл глаза и сказал: «Я — молодец, даже не поморщился». И заснул…

А в 9 часов утра пришли доктора: главврач госпиталя, профессор и медсестра, осмотрели, дали рекомендации. Мы их, как могли, выполняли. Только он все равно голову не держал, очень был слаб, не ел — только пил молоко. День за днем немного поправлялся…

Я старалась заработать. Девичьи гимнастерки делала, убавляя те, что были шиты для мужиков. А заказчицы мне несли кто похлебку, кто кашу. А я, как умела, все шила.

Сын умирал, как взрослый

На побывку приехал муж и сообщил, что из саперов его переводят в машинисты, в Ленинград. «Я же моряк, — сказал. — И паровозов не знаю». Начальник его даже обнял: «Это еще лучше: принимай новенький катер в ЦПКиО, грузи в товарняк — и на Ладогу!..»

6/VII 1942 г. Едем в Ленинград. Кроню должны положить в больницу, а я сдаю кровь — надо детей подкормить… Сижу с сыновьями в Институте переливания крови — там, где доноров кормят обедом. Хлебаем суп, а нас военный корреспондент снимает и, улыбаясь, говорит: «Пусть фронтовики посмотрят, как вы здесь, в Ленинграде…» Потом идем в больницу Раухфуса. Там у меня берут документы, и Кроня уходит в палату. Сын пролежал в больнице четыре месяца…

А 26/VII умер Феденька, Федор Константинович. Я его взяла из яслей уже безнадежного. Умирал, как взрослый. Вскрикнул как-то, глубоко вздохнул и выпрямился…

Я его завернула в одеяльце-конверт, очень красивое, шелковое, и понесла в милицию, где выписали похоронное свидетельство… Отнесла я его на кладбище, здесь же нарвала цветов, в землю его положили без гроба и закопали… Я даже не могла плакать…

1 июля 1942 года я пришла в отдел кадров пароходства. Рассказала: дочь и сына похоронила. А муж служит на Ладоге. Попросилась в матросы. Объяснила: карточек мне не надо, я — донор, получаю рабочую карточку, а надо мне постоянный пропуск на Ладогу. Он взял паспорт, поставил штамп, выписал пропуск до Осиновца, осиновецкого маяка. Выписал постоянный билет во второй вагон идущего туда поезда — бесплатный, и уже 10 числа я приехала в пункт назначения. В порт меня пропустили. Мне объяснили, что катер, возивший эвакуированных и продукты (хорошо, груз успели выгрузить), во время бомбежки ушел на дно. А команда — капитан, механик и матрос — спаслись, выплыли. Потом катер подняли, и теперь он в ремонте…

Катера шли обычно в Кобону, везли живой груз… Время от времени я ездила в город. Но взять с собой даже крупинки, даже пылинки муки не могла — если найдут, тут же расстрел. Над пристанью, где лежат мешки с крупой, горохом, мукой, самолет бреющим полетом пролетит, продырявит, в воду запасы сыплются — беда!

Мой Костя делал закваску и пек оладьи — к нам приходил весь пирс. Наконец, начальник порта распорядился снабжать нас мукой и маслом. А то грузчики и военные доставали из воды размокшую массу и — на плиту. Съедят, и тут же заворот кишок, умирают… Сколько таких случаев было!

Так что я опять пришлась ко двору. У меня две рабочих карточки: одну отдаю в детский сад, там довольны, за Костюхой уход хороший, а другую карточку даю Вале. Как еду к деду, у которого наши вещи, он меня капустой и ягодами балует. И еще дает яблочки, я их в Ленинград, в больницу к Кроне. Угощу няньку, врача, разнесу письма из Осиновца и обратно на Ладогу, в порт… Так и верчусь, как белка в колесе. Улыбки людей — в подарок, да и муж рядом…

27/VIII. Быстро лето прошло. Ладога бурная, холод, ветер, бомбежки усилились… Плывем в Кобону. Груз выгрузили, недалеко от берега катер пошел ко дну.

Костю направили на водокачку (станция Мельничный Ручей). Сутки дежурит, двое — свободен…

Кроню в то время из больницы имени Раухфуса перевезли в больницу на Петроградку, сказали, что там сделают операцию. Положили его в женское отделение. Женщины его полюбили — учили шитью, вязанию…

В конце декабря Кроне удалили кусок челюсти, в январе велели забирать домой.

3/I 1943 г. Снова ходила просить жилье, предложили пустующий дом в Мельничном Ручье…

Человек родился!

…Долго не бралась за дневник — не до того было. Пошла к докторам. Они меня осматривают, слушают, как ты там у меня растешь, а я с тобой разговариваю, глажу тебя — мечтаю, чтобы ласковая росла, пригожая, умная. А ты как будто слышишь меня. Костя кроватку уже тебе принес плетеную — очень красивую, ждем тебя с великой радостью. Знаю, что ты — дочка моя, растешь, знаешь, какой была Милетта…

Помню, блокада — она братьев бережет. Я уйду, а они втроем одни. Как начнется бомбежка, она всех — под кровать… Холод, голод, она последними крошками с ними поделится. Видела, как я хлеб делю, и тоже делила. Оставит себе кусочек поменьше, а горчицы побольше, как я… Страшно одним в четырехкомнатной квартире… Как-то бомба во дворе разорвалась — стекла с соседнего дома сыплются, а наш шатается…

…Я кровь не сдаю с мая месяца, так как знаю, что это вредно тебе, моя ненаглядная доченька. Вышла за поленом, мимо соседи идут — радуются, прорвана блокада…

Солдаты 63-й Гвардейской дивизии подарили моему мужу Косте новую офицерскую шубу. Полная изба народу, шум, шутки, счастье! Неужели позади блокада!

2/II 1943 г. Я говорю Косте: «Беги за врачом, начинается!» На плите стоит 12-литровая кастрюля с теплым кипятком, а в 7-литровой уже кипит вода. А вчера, 1 февраля, меня смотрел врач, запустил капли в глаза, дал мне йод, шелковую нитку в мешочке и сказал: «В госпиталь не ходи — там дикий холод, и весь он завален покойниками, да и находится за 4 километра от дома…»

Вернулся муж, лица на нем нет. Не обнаружил в больнице ни единого человека — видно, ночью тихо снялись… Люди ему сказали, что слабых отправили в тыл, а тех, кто покрепче, — на фронт…

Схватки уже нетерпимые. Дети спят в комнате, я стою в корыте, в Костиной рубахе. Он — напротив меня, ножницы наготове… Уже держит твою головку, уже ты у него на руках… Лицо у него светлое… Я беру тебя на руки. Он режет пуповину, смазывает йодом, завязывает. Рядом ванночка. Льет на головку воду — голова у тебя волосатая. Орешь, дети вскакивают, отец им кричит: «На место!»

Заворачивает тебя, несет на кровать…

Я моюсь, Костя берет меня на руки и тоже несет на кровать. А сам выливает из емкостей воду, моет пол, моет руки и приходит смотреть, как ты спишь в кроватке. Потом подходит ко мне, гладит по голове, желает спокойной ночи, идет спать на кухонную скамью… Луна за окном огромная…

Утром муж говорит мне: «Всю ночь не спал, слушал, как сопит дочь. И надумал: давай назовем ее Надеждой и будем думать, что нас ждет Надежда и радость».

Справка «Новой»
В Государственном мемориальном музее обороны и блокады Ленинграда, образованном еще в годы войны, поясняют: чем больше десятилетий нас отделяет от блокадных лет, тем реже музейщикам приходится принимать документы и тем более подлинные письма и дневники, свидетельствующие о событиях тех лет.
После Победы экспозиция насчитывала 37 654 экспоната, среди которых был даже искореженный взрывом снаряда вагон блокадного трамвая. В 1953 году этот музей был на десятилетия закрыт в связи с «ленинградским делом» и восстановлен только на пороге 90-х.
Сейчас собрание музея насчитывает более 35 тысяч экспонатов.
По словам техника фонда Ольги Редькиной, принимающей свидетельства прошлого, «наибольший интерес представляют подлинные документы, и это понятно».
«В основном новинки приносят родственники умерших блокадников, реже — знакомые и соседи, — говорит она. — Настоящих дневниковых записей, представляющих исторический, документальный и тем более литературный интерес, по сравнению с сохранившимися документами, боевыми наградами, личными вещами блокадников, участников обороны города, немного. Лучше об этом скажут научные сотрудники, историки и литераторы».®

[Коляда]

Зацепило... [list=1]
Кроме моей малышки — два неопознанных трупа… Одну из умерших дворники волокли за ноги, и голова ее стучала по ступенькам…

Чернуха -- война...